Размер шрифта
A- A+
Межбуквенное растояние
Цвет сайта
A A A A
Изоображения
Дополнительно

Противоречие добра и свободы

Свободное воспитание, свободная школа - прилагательное «свободный» стало, кажется, одним из самых распространенных в педагогике. Правда, о существительном, иначе говоря, о самой свободе, этого сказать нельзя.
В педагогике существует своего рода свободобоязнь; те, кто отстаивает начало свободы в ребенке, обычно встречают возражения вроде: «Не слишком ли много свободы вы хотите дать детям?» Такие слова - обманка; но, может быть, иногда в их основе лежит неосознаваемое, но очень явное ощущение, что свобода - это еще и опасность; что говорить о свободе только как о приумножении возможностей, снятии внешних препон - это тоже опасный путь. «Вся работа воспитания может быть сведена к нулю началом свободы», - пишет Василий Зеньковский. Это утверждение соблазнительно понять в том смысле, в котором некоторые воспитатели говорят – «только дай им волю».
Но Зеньковский указывает на глубинное противоречие: подлинная свобода своезаконна, а если это так, как «обеспечить связь свободы и добра, превратить начало свободы в источник творчества, а не произвола. Восхождения к добру, а не служения злу»?
Если вчитаться в этот вопрос, то дух замирает от того, насколько он прост и трагичен. Некоторые мыслители от него уходили, объявляя ребенка носителем заведомого добра и уже этой заведомостью искажая сущность свободы. Впрочем, такой уход объясним: слишком страшно признать это «или-или», признать, что добро нельзя вложить в человека извне.
Но вне этого мучительного противоречия любой разговор о воспитании, свободе и добре выхолащивается. И, может быть, с признания этого разлада, признания невозможности соединить свободу и добро одним желанием соединения начинается то, что Зеньковский называет верой в детскую душу - иначе говоря, педагогической верой, верой, которая не абсолютизирует начала добра в ребенке, но утверждает его самим актом этой веры.                                                                       С. Лебедев
 
Есть какой-то невыразимо мучитель­ный контраст между тем, как усиленно выдвигается в воспитании за­дача развития силы личности, умения ее «найти себя» и «отстоять себя» в сложных условиях современной жизни - и тем, как придавлена, стеснена личность человека в наше время со всех сторон, какой забитой и бессильной сознает она себя.
...Тот же самый мотив реализма, кото­рый ставит остро вопрос о развитии соци­альной, творческой и просто личной «си­лы» в детях, - он же ставит с чрезвычайной остротой вопрос о том, что та сила, кото­рую воспитание хочет выработать в детях, не предохраняет их от трагедий, от жесто­ких и мучительных неудач,  от  безрадостности и даже бессмысленности жизни.
Тема о человеке оказывается шире и глубже, сложнее и запутаннее, чем ее зна­ет современное воспитание.
... Величайшей загадкой и в то же время важнейшей темой для воспитания являет­ся начало свободы в человеке. Это начало свободы таинственно и глубоко.
...В сознании этого современное воспитание хочет быть свободным, хочет идти навстречу свободе ребёнка. Оно угадывает величайшую правду о человеке, о детской душе – правду о том, что  все подлинное в человеке может быть только свободным, идущим изнутри.
Уважение к детской индивидуальности, признание права ребенка на то, чтобы идти «своим» путем - иметь свои вкусы и интересы, сознание того, что внутренняя динами­ка души противится всякому принужде­нию - все это настолько укрепляет идею свободы в современной педагогике, что вне ее нельзя и мыслить воспитания.
...Но что значит свобода в детской ду­ше, каковы ее условия, каково место ее в человеке? Идея свободы выражает самое глубокое, самое индивидуальное, нераз­ложимое в человеке, в ней есть не только отсвет абсолютного, что ее делает под­линным божественным даром, - в ней есть что-то призывное и преображающее.
...Свобода светит человеческой душе не как реальность, не как данная ей сила, но как возможность, как задание, - и как раз в идее свободы есть начало освобождения человека от власти природы, от своего прошлого, своих привычек и страстей.
...Еще Джон Ст. Милль сознавал, что для воспитания необходим, как он гово­рил, «предрассудок свободы», и тут есть то вечное, что свобода не есть нечто изна­чала данное - ее поистине надо «завоевы­вать», ее нужно утверждать и находить.
... Потому и бессмыслен педагогический анархизм или утверждение, что в ребенке есть свобода. В воспитании дело идет об «освобождении», то есть о восхождении к свободе. Однако это утверждение не сле­дует понимать так, что свобода в ребенке лишь потенциальна: она есть и в детской душе, но только она глубже сознания, в силу чего она имеет иной смысл, чем сво­бода в зрелой душе. Но воспитание работает над эмпирической личностью, над той ее частью, которая связана с миром вещественным и социальным; духовные силы ребенка (в том числе дар свободы) создают возможность и основу воспита­ния, но они не создаются воспитанием. В этом смысле воспитание имеет задачу по­мочь ребенку стать свободным, обрести свободу.
...Но здесь-то и встает перед нами вся трагическая особенность современного воспитания. Оно верит в свободу, потому что глубоко ощущает- ее основное зна­чение в судьбе человека; оно стремится «освободить» дитя, то есть дать ему силу самообладания, возможность поднимать­ся над случайными, периферическими желаниями, - оно, наконец, хочет сделать свободу творческой. Но дар свободы - ве­ликий, но и страшный дар; без него не цветет, не раскрывается личность, но в свободе же источник всех трагедий, всех испытаний человека.
...Если нельзя ставить задачей, воспи­тания развитие начала личности вне связи со сферой смыслов, - то еще менее мож­но развивать свободу, не обеспечивая её связи с добром. А как это обеспечить? В том ведь и сущность свободы, что она не может быть заранее определена в своих актах: чем глубже наша душа, тем яснее выступает в ней иррациональность свободы, её хаотичность и аритмия.
...Все это ставит очень остро и ответс­твенно вопрос, от которого не смеет от­вернуться педагогика, вопрос о том - как обеспечить связь свободы и добра? Как превратить начало свободы в источник творчества, а не произвола, восхожде­ния к добру, а не служения злу? Свобода так часто переживается людьми как бре­мя, - и не только в наше время, когда ин­дивидуум жаждет раствориться в массе, в коллективе и спешит отказаться от своей свободы. Вся «тайна» свободы в ее стран­ной антиномичности - в ее глубокой связи с самой основой личности и в ее «неустро­енности», в возможности срыва, ухода во власть страстей. Свобода больше смуща­ет, чем помогает, больше обременяет, чем окрыляет: «благие порывы» так легко ока­зываются смятыми, бессильными, и лишь в горьком раскаянии после совершенного греха сознаем мы всю реальность свобо­ды, которая была в нас и которой мы все же не владели.
...В свете этого по-новому освещаются те задачи воспитания, о которых мы гово­рили выше.
...Как наполнить развитие разных сил в человеке глубоким смыслом, связать душу с миром ценностей - не минуя свободы, а через свободу? Развитие дара свободы в ребенке не может быть понято формаль­но, мы не можем уйти от ответственности за то, станет ли дар свободы источником греха или проводником правды.
...Проблема воспитания добра или на­правления ребенка к добру есть не частичная проблема воспитания, а главная и основная проблема. В этой-то задаче мы становимся лицом к лицу с загадкой сво­боды, с невозможностью принудительно привести дитя к добру, с мучительным со­знанием того, что вся работа воспитания может быть сведена к нулю этим началом свободы. Глубина свободы в человеке, ес­ли угодно, мешает воспитанию, но что бы ни говорили, нельзя воспитать к добру как-то помимо свободы и вне ее. Добро долж­но стать собственной, внутренней дорогой, свободно возлюбленной темой жизни для ребенка, - и то, что добро нельзя «вложить», что никакие привычки, заученные правила, устрашения не могут превратить добро в подлинную цель жизни - это превращает ранее упомянутые цели воспитания во что-то бесконечно маленькое, вторичное.
...Можно было бы, конечно, отодвинуть  проблему добра, освободить воспитание от задачи развития добра в душе человека. Такой аморализм в педагогике означал бы, однако, лишь отсутствие в нас любви к детям, подлинной заботы о них.
Спорить о том,  входит или не входит тема добра в задачи  воспитания, не при­ходится – скорее надо бояться того, что самую эту тему понимают, отделяя ее от начала свободы, сводят просто к насаждению добрых привычек, к подавлению или ослаблению дурных движений души.
...Не приспособление ребенка к жизни, а развитие в нем сил добра, обеспечивание связи добра и свободы должно составлять цель воспитания: приспособлении (функциональное, социальное и т.д.) к жизни имеет ведь чисто инструментальный характер.

…Воспитание в последнем своём смысле и должно ставить проблему спасения – ставить её более даже остро и серьёзно, чем в другой постановке её. Мы хотим воспитывать детей в свободе, чтобы спасти их от тех катастроф, которые неизбежны, когда  свобода души подавляется или стесняется. И мы хотим обеспечить связь души в её свободе, в её подлинной внутренней жизни – с добром, чтобы спасти её от подчинения злу, от ухода в тьму греха. В свете раскаяния о содеянных грехах мы сознаём всю трагическую неустроенность человека, всё бессилие свободы, всю власть искушений – и всю правду и радость жизни в добре. А в суровом свете смерти мы не можем не глядеть на жизнь, на её содержание и пути с точки зрения вечной жизни. 

Разделы сайта